НЛО и Пушкин. Кажется это два несовместимых явления, и всё же они встретились в пространстве и времени. В книгах своих я и рассказываю об этом, и о встречах с другими с людьми, которые длительное время уже «сотрудничают» с инопланетянами, помогая, по их же поручению, отдельным людям выжить в критических ситуациях. Моя поэма, это короткий пересказ книг, которые я, пока безуспешно, пытаюсь донести до людей.

Царское Село

КАРПЕКИНА Риолетта П У Ш К И Н и В Н У Ч К А.....П р е д и с л о в и е. Боже! Не сердись, ненавижу войны. И с болью терплю мировую разруху. И хочу от безумств мир поправить, Ум людей на пришельцев направить. Это слуги твои, правый Боже! И на Ангелов очень похожи. Любят они людей земных. Я от Пушкина знаю про них. Дед сказал мне, во сне: - «Они братья». Но просил от Советов скрывать то. И о том, что меня опекает Пушкин: - «Не поймут ещё, сунут в психушку…» Потому терпела шестьдесят лет, Тяготясь этими знаниями странными. Теперь смело говорю – Пушкин мой дед. И жив дух его, спасённый Энлотянами. Ну, а дальше не стану рассказывать. Всё есть в книгах – и бой, и покой. О пришельцах приятно мне сказывать. Дед водил моей твёрдой рукой. Посвящаю первую книгу В. Калоеву. И всем, кто страдает за родных. Может, души тем их успокою. Живут их дети, но в мирах иных. А те, кто убивает, тоже погибают, Но не берут убийц тех на «Тарелки». Зато в Аду их вечно поджидают Насмешливые Бесы и горелки. Виталий же, как дед мой Пушкин, Не смог сдержаться, пережить беду. Судьба-насмешница – хлопушка - Ударила страдальца и в тюрьму. Сидит теперь там, за грехи чужие, Тех, кто с беды всегда снимает пенки. Несчастье с ним несут друзья, родные. Судьба, раскрой ему застенки! Первая часть. В жизни много чудес и таинственных сил. Девятнадцатый век: гибнет Пушкин… Ликует Дантес. Он не знал, иль не верил, Что убить Человека не просто. Как не знали друзья, что поэта забрали Неизвестные жители Дальних миров. Дали новое тело, и в «тарелке» катали, Насмотрелся всего он – будь здоров. С сотню лет повозили поэта по странам, Где хотел он быть раньше – ходи и дивись. И забудь, наконец, о сердечных ты ранах. Лишь о том, что ты жив, никому не хвались. Ублажали поэта, как Аринушка встарь, Под его же стихи спать ложились. Жаль, стихов не писал он – уж не издать. На войну попросился – с трудом согласились. Но война, как беда, и случилось лихое - Подстрелил, не желая, человека случайного. Тут совсем уж лишился поэт покоя, И теперь уж просил у Энлотян наказания. Те согласились, ввергнув в Пекло поэта, Наказав ему встретиться там с Дантесом. Так случилось в начале двадцатого века, Вечно юный поэт и Дантес, грузный весом. Какой разговор у убийцы с поэтом? Черти ж приняли его в объятья, Хоть были очень удивлены: - Вот даёт Небесная Братия! Убить на войне – тут нет вины! Вот Дантес – тот точно тебя убил, Но ты молод остался – попал к летунчикам. И хотя потерял всех кого любил, Тебя можно причислить к везунчикам. Веселей, стало Пушкину: - «Вот же Бесы, Они считают, что я везунчик, Такие, значит, здесь политесы, Но, где же Дантес – этот гад ползучий?» И Бесы будто подслушали мысли: - Хочешь смотреть, как он мучится? В аду аспид хорошо всё осмыслил. А на воле хвалился, что тебя убил. Вот сейчас он у нас станет пучится, Криком родных поднимет из могил. Мамона Дантеса бесила Бесов – На сковороду сажать его зело тяжко. Для всех грехов его не хватало весов, Совсем животы надорвали бедняжки. К тому же ревел Дантес на дикие голоса: На сковороде, мол, жарко, а дым едкий… Велели Пушкину высмеивать его в глаза, Но близко не пускали, в самое пекло. Только боль врага поэту не в радость, Мечтал он исчезнуть уж под шумок. Видеть всё это поэту в тягость, Сбежать лишь из Ада он сам не мог. Припомнив, что черти обещали награду, За то, что интересно описал их в стихах, Стал он проситься из Пекла-Ада, Но черти, есть черти – качают права: - Отпустим тебя, когда из твоего рода Родится светлая душа - девочка Реля, Даже не русского, а цыганского народа. Мать же невзлюбит дитя ещё с колыбели. И мать, и её первая дочь от болотного чёрта, А Реля у них, как солнце в темнице. Душа её светлая – их антипод упёртый, На волю отправить тебя стремится. Юлька любит дочь от болотного. А эти Черти твои и наши враги. Реля же будет как солнце в оконце, Поэтому девочку эту ты береги! - Юлька и нагул её Реле врагини. А смуглая моя, станет берегиней. Вот уж семейка внучке подобралась, Черти болотные лихо старались! - А как же, Саша, это их лап дело, Они любят, чтоб возле добра смердело. И начали поганство с Юльки – Жучки, Полной противоположности твоей внучке. За Юлино зло взяли её в оборот болотные. Они до таких бабёнок очень охотные. Быстро спозналась она с врагами нашими. А выходит и с твоими врагами, Саша. И родила Юля дочь Чёрту болотных вод, Белокожую, но чёрную душой Геру. А мы не любим этих гадов и их приплод У этих «людей» никакой в Бога веры. - А вы в Бога верите? – сомневался Поэт. - Эх, Саша! – был горький ответ. – При Случае, мы поговорим об этом, поверь. А теперь вернёмся к светлой люльке. Ты усёк? Открыта в Ад тёмным дверь. Есть горелочки для Геры и Юльки. А для Рели закрыты наши двери – Она станет с пелёнок в Бога верить. И эта чистая душа спешит родиться, Чтоб и тебе помочь освободиться. Из Ада выпустит деда Реля рождением. Мы поздравим тебя с освобождением. - Но ты, Саша, можешь внучке помочь, Малышке с матерью бороться невмочь. Но Реля умная – быстро сообразит, Из каких болот родилась сестра - паразит. - И ещё пойми, мать её не переделать. Станет Реле придумывать плохое что-то. Захочет её погубить, инвалидом сделать. И ты должен прервать зло из болота. Отвечал им Поэт: - Задали задачу. Хорошую. И лишь в Космос я полечу. Отпрошусь к Реле – стану внучку стеречь. Стану сказки ей читать, дитя развивать. Короче – стану жить у её колыбели. В Космосе жить будешь, как вольная птица. Мать же Рели гневом пышет, как печь, Будет мечтать, от Рели освободиться. Чтоб любовь отца к падчерице привлечь. Ты будешь по Свету свободно гулять, И сможешь бывать у её колыбели, Чтоб издевательствам над Релей мешать… – «О, я обороню мою внученьку Релю! Не то к ней Ангелов рать пристрою, Чтоб не давали матери ей вредить». - Смотри, Саша, слово дал не простое, Ребёнка от злобы нелегко защитить. - Про эту мать ещё в Космосе слышал, Убила мальца до девчонки болотной. Лишь к Гере она любовью дышит. Других детей ей растить неохота. - Одного мало, эта «родительница», Двоих убила, но первый мальчонка Тут же нашёл себе заместительницу. Сейчас он счастлив, смеётся звонко. Второй же малец родится у Рели, (Естественно, когда она подрастёт) Ребёнку в свет распахнёт она двери. По жизни вместе с сыном пойдёт. А родившись, Саша, тебе подмогнёт И в Космос выпустит тебя с колыбели. Такой дар дан стремительной Реле. - «Ну, вы меня обрадовали, рассказав о Реле, Выскочив отсюда, стану стражем ей. Буду другом, дедом и братом ей на деле, Расти будем вместе с ней – добрей и смелей». - Братом-то не надо – брата она спасёт, Не даст убить себя, она - девчонка-бой, Про это ей расскажешь, как только подрастёт. И сделает она всё это вместе с тобой. Подготовь её ко встрече с тем блаженным, Чтоб встретилась с ним ещё свободная. Ведь только от него родится желанный, С кем жить будет дружно, тебя вспоминая. - «Неужто отец правнука такой кусок идиота, Обидно за внучку. Нельзя ль ей другого?» - Можно. Но она родит лишь от того обормота, Своего единственного, и самого дорогого. - «А от других не сможет рожать?» – Сможет. Много будет желающих её на детях поймать. Но хитрости, уловки никому не помогут. Реля родит того, кого сгубила её мать. Надолго задумался поражённый поэт: Из Ада его выручит новорожденная Реля? Правнучка цыганки…, почему бы и нет? Ждал он её (из-за имени) в апреле. Будет весна, тепло на птицах примчится. Сажают деревья, когда пригреет. Принесут щебетню перелётные птицы, На душе станет радостнее, и светлее. И даже из Пекла молился небесам, Хотя боялся разгневать хозяев: - Боже, за что счастье мне посылаешь? Простите, Черти, что вспомнил Бога, Живёшь вот так, а о главном не знаешь, Но рад, что мне идёт мне такая подмога. Что от давно забытой цыганки Всплывает девчонка – чистейшей души, При этом у матери-поганки. И вызволить из Пекла меня спешит. - Но внучка твоя родится перед войной. Такой войны ещё Земля не знала. И Юлька станет пользоваться бедой, Чтобы накрыть Релю тёмным покрывалом. Спеши, Саша, встать у её колыбели, И во всех поездках будь рядом с Релей. Девочка вырастет в твою светлую ветвь, Ещё прославит тебя – это заметь. Ты лишь направь Релю на того идиота, От которого ей рожать будет охота. Но правнук твой, Пушкин, душою в мать, Станут дружно жить, тебя вспоминать. - Мне незачем об этом напоминать. Простите, что отвлекаю вас от дела, Но на душе так у меня накипело, Задавил бы сейчас неприятелей рать. - Снова тебе не терпится воевать? Но мы рады с тобой толковать. Завидно, что тебе недолго ждать! Пока ждал, поделился думами: - За что такое имя внучке моей? - Энлотяне твои, - смеются, - надумали, Чтоб не заблудиться во Вселенной ей. Но кажется как-то от Войны Мировой – Будут бежать в Сибирь из обжитого дома, Внучка твоя с матерью и Герой-сестрой, А в Сибири ждёт её родня – Домна. - Домна, - вскричал Пушкин, - и мне родня, Верней побочная дочь, что не хотел я знать, Мать её - девка дворовая – завлекла меня. Знакомится, видно, и с дочкой не миновать! - «С такой, как Домна знаться не грех. Спасёт, ослабших в пути, двух Змеюк и Релю. Лет Домне сто десять, но она – крепкий орех! Знает травы, и лечит отменно всех! Многие к ней едут лечиться, издалека, Знахаркой признают её в том селении. Домна немногословна, как мудрая река, И моля о забвении, ждёт лишь мгновения, Как вылечив твою полуживую Релю, И покрестив её, назовёт Надеждой. Мы всё шутим здесь, что в Бога не верим, Но внучка твоя в вере будет надёжна. Она в Господа станет верить с пелёнок, Летая под сводом церкви, как стрекоза. И многие заметят, она - редкий ребёнок, Придёт время, закроет бабке своей глаза. Получит от Домны в наследство смелость, И мудрость её, чтоб сражаться с лихом. И хотя после войны окружит её серость, Пробиваться сквозь неё будет Реля тихо. Без всякого треска и звона колоколов – Как любит поступать её лицемерная мать. И ты, Александр Сергеевич, будь готов, в борьбе с лицемерием Релю поддержать». - Вот удивили вы меня, чудной народ! Кому рассказать – ни за что не поверят – Среди серы, огня и больших сковород, Волнуетесь вы о моей внучке Реле? - Твоя добрая Реля – откроем тебе тайну – Увлечётся в юности сады сажать. И этими деревьями словно сачками, Души из Ада сможет выручать. И нам от Рели перепадёт счастье, кажется, Если ты за нас замолвишь – ведь мы не Бесы. Нас сюда сослали – приказав куражиться, Но мы людей не трогаем, а лишь «Дантесов». - Вы сможете выйти отсюда, по её желанию? - Ещё бы! С Богом общается Реля с пелёнок. Скажешь ей - есть в Аду души не по призванию - То и за нас деревца посадит дивный ребёнок. Ты намекни ей о нас, не сочти за труд. - И наверху тоже есть люди без сердец, И в Аду добрые. Коль не будет Бог глух К просьбе Рели, выпустит Ад заблудших овец. Средь коих и себя я числю. Свобода не в Раю, Мне Космос – Рай. Лишь там вольготно мне, Но вас с собою звать не буду. Пока ж мечтаю, О долгожданном, когда родится внучка, дне. Ожидая, продолжал беседовать в Пекле О будущем внучки, коль Бесы всё знали. Те начали рассказ с деда Рели – Петра, (То ли утомились, то ли угорели?) Как он убил жену, Поэту рассказали. И что похожа Реля на бабку сказали, Чем очень гостя заинтересовали. Пушкин слушал, как цыганка металась. И видел вроде, как топилась Настёна. Но видимо тем судьба её не кончалась. Пётр вынул её из речки тёмной. - Но за что это Настя топилась? Что ей в таборе не жилось? - Там у них неприятность случилась Трех цыган в воровстве обвинили, А расхлёбывать девке пришлось. Они на неё всё свалили. Но сами недолго прожили И нам встретиться здесь довелось. Ух, мы с них за то жир потопили! Хоть они тут блажили – вопили, Что, мол, Настя живая осталась… - Говорите же, что с ней сталось? Как Пётр спас – я услышу ль от вас? - Спас и принёс в избушку бедную. Сказал: - «Живи, зачем топиться?» Немало бед цыганка там изведала, Но счастье было, хоть и не в светлице. В деревне звали Настю «Чернолицей», Боялись сглаза, крестили вслед. А Настя, тихо стала травницей. Детей своих лечила, берегла от бед. Ходила в церковь, после всех людей, Молилась Богу, проживала тихо, И родила Петру одиннадцать детей. Носила следующего, но случилось лихо. Ревновал Пётр цыганку, особо пьяным. Всё дружочки сплетнями старались. Клеветали на беременную рьяно. Правда, кулаков Петра боялись. Направляли злобу на жену, с наветом: - Мол, не от тебя ребёнка носит. Здесь цыгане её катались летом Вкруг деревни. И вот Настю разносит. Ты как хочешь, энто понимай, Но немедля меры принимай. А не то двенадцатый Каркушкин Станет бегать по селу… Бесился Пушкин: - Он дурак, этот балбес! Но что же! Ведь попался я на ту же удку тоже! Говорите же, что сделал другой дед? - Пётр скрипел зубами, утирался, Со скамьи немедленно сорвался. Жену искал дома, нашёл на речке. Беременная бельё полоскала, А целый день стирала и устала. Увидев мужа, радостно позвала: - Петруш, пора бы бросить пить, Коль мне пришла пора родить. - Чиё дитё? Кто мне старался? - Уж ты бы, Петя, постеснялся Не ты ли так любил меня весной, Что буду я рожать зимой. Но Пётр всё же сомневался, Жену слегка ударил, не старался. На лёд упала Настя, стон раздался. Нёс, отрезвев, жену в избу бедную, На полати клал, детей покликал. А они, глядя на мать бледную, Разразились жуткими криками: - Мама, проснись, мы любим тебя! На кого ты нас оставить вздумала? Кто покормит, помоет, любя? Но молчала цыганка, почти отходя. День на третий очнулась она, наконец, И открыла глазищи большие. Строго мужу сказала: - Я не жилец! А где дети мои дорогие? Всех их вырастить, Петя, тебе накажу. А не вырастишь, строго спрошу. Я и с того света буду видеть! И посмей лишь кого мне обидеть! Пётр бы вырастил, да тут война, Белые взяли воевать силою. Беда! За старшую Юля оставалась в доме. Но как сберечься в том содоме? Когда брат на брата шёл с косой. И в деревне погром за погромом. Уследи тут за младшими и домом. И оспа прошла по селу метлой, Хоронили много, под бабий вой. Лишь не плакала Юля – она-то жива, И корову, лошадку в хозяйство вела. Отец, вернувшись, словом не задел, Что не сохранила сестёр и братьев. Уж такой видно был его удел – Закончил с красными воевать он. Потому вернулся, хоть не на коне, Но с мандатом прихлопнуть кулачьё. - Вы попляшете, на радость мне. Всех в Сибирь, даже свояков. А вскоре Юля, окончив школу, Попросилась на учёбу отправить. Пётр молвил хорошие слова: - Вернёшься, селом станем править. В учёбе Юля загубила первого сына, Не жалея ни капли о том. Но чтоб селяне на неё не косились, Не желала опять в отчий дом. Уехала в Украину, там гуляла. Ещё загубила сына, сердясь, Выскакивают живыми и плачут. И растут быстро в ней, плодясь, Нельзя ли медленней и иначе? Росли бы, живот не раздувая – Приходилось жутко утягиваться, Тяжести носить, дитём подпирая, Да кто же на это отважится? Собой Рисковала Юля в тех деяниях. И просила у неба, как подаяния Родились бы мёртвые – нет, живые. Но нельзя любить их – не дорогие. Коль отцы от них отказывались, Семьями своими отмазывались. Вот тут-то Юлию Чёрт присмотрел. Вернее, давно за ней ездил, с ленью. И девке, разгульной, такое напел, Что красавица стала его тенью. Но за дьяволом, поди, уследи. Сказал, не растит своих детей; - А ты, любимая, за животом бди, Не думай дочь убить, как сыновей. Да ещё назови доченьку Герой, Это имя рифмуется с серой, Что слуху моему приятно. И тебе понравится, вероятно. - Хватит о ведьмах! - Поэт вскричал, - Слушать о них, что тесто месить. Давно я за вами, братцы, замечал, Нравится вам меня бесить.....>>ПРОДОЛЖЕНИЕ на ПРОЗА.РУ вы найдёте и другие мои произведения:

© kapnekuhla-puo